Неточные совпадения
Но Тарас не спал; он сидел неподвижен и слегка барабанил пальцами по столу; он держал во рту люльку и пускал
дым, от которого жид спросонья чихал и заворачивал в одеяло свой
нос.
Но Иноков, сидя в облаке
дыма, прислонился виском к стеклу и смотрел в окно. Офицер согнулся, чихнул под стол, поправил очки, вытер
нос и бороду платком и, вынув из портфеля пачку бланков, начал не торопясь писать. В этой его неторопливости, в небрежности заученных движений было что-то обидное, но и успокаивающее, как будто он считал обыск делом несерьезным.
Закурил папиросу и стал пускать струи
дыма в зеркало, сизоватый
дым на секунды стирал лицо и, кудряво расползаясь по стеклу, снова показывал мертвые кружочки очков, хрящеватый
нос, тонкие губы и острую кисточку темненькой бороды.
Он курил немецкую фарфоровую трубку,
дым шел из ноздрей его широкого
носа, изо рта, трубка висела на груди, между лацканами модного толстого пиджака, и оттуда тоже шел
дым.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый, с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный
нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от
дыма табака. Он похож был на военного в чине не ниже полковника.
Они донесли своему начальству, что приехали люди «с тоненьким и острым хвостом, что они бросают гром, едят камни, пьют огонь, который выходит
дымом из
носа, а
носы у них, — прибавили они, — предлинные».
Тронулись с места и мы. Только зашли наши шлюпки за
нос фрегата, как из бока последнего вырвался клуб
дыма, грянул выстрел, и вдруг горы проснулись и разом затрещали эхом, как будто какой-нибудь гигант закатился хохотом. Другой выстрел, за ним выстрел на корвете, опять у нас, опять там: хохот в горах удвоился. Выстрелы повторялись: то раздавались на обоих судах в одно время, то перегоняли друг друга; горы выходили из себя, а губернаторы, вероятно, пуще их.
Попадался ли ему клочок бумаги, он тотчас выпрашивал у Агафьи-ключницы ножницы, тщательно выкраивал из бумажки правильный четвероугольник, проводил кругом каемочку и принимался за работу: нарисует глаз с огромным зрачком, или греческий
нос, или дом с трубой и
дымом в виде винта, собаку «en face», похожую на скамью, деревцо с двумя голубками и подпишет: «рисовал Андрей Беловзоров, такого-то числа, такого-то года, село Малые Брыки».
Та, делать нечего, развела на шестке огонь поосторожней;
дым и копоть полезли в рот и
нос барину, кряхтит он там…
— Le cigare est excellent! [Превосходная сигара! (франц.).] — произнес Абреев, навевая себе рукою на
нос дым.
Среди плавающих облаков
дыма я заметил несколько физиономий, несомненно принадлежащих тузам финансового мира, — физиономий, по
носам которых можно было безошибочно заключить о восточном их происхождении.
Набоба охватывала мягкая ночная сырость; из расщелин скалы тянуло гнилым острым запахом лишайника и разноцветного горного мха; с противоположной стороны шихана обдавало едкой струей
дыма, щекотавшей в
носу и щипавшей глаза.
— Отличнейшие! — подхватил предводитель, намахивая себе рукой струю
дыма на
нос и не без зависти думая сам собой: «Хорошо курить такие, как откупщик тебе тысячами презентует!»
— Храни тебя господь, — говорила бабушка, выпуская изо рта и острого
носа сизые струйки
дыма.
Он отодвинулся на шаг, и вдруг красное пламя ослепило меня, обожгло мне пальцы,
нос, брови; серый соленый
дым заставил чихать и кашлять; слепой, испуганный, я топтался на месте, а солдаты, окружив меня плотным кольцом, хохотали громко и весело.
Наша лодка вертится между двух рядов черных деревьев, мы едем Главной линией к Старому собору. Сигара беспокоит хозяина, застилая ему глаза едким
дымом, лодка то и дело тычется
носом или бортом о стволы деревьев, — хозяин раздраженно удивляется...
— Ал раит, — повторил за другими и
Дыма как-то радостно. — Теперь выходи, Матвей, на середину и, главное, защищай лицо. Он будет бить по
носу и в губы. Я знаю его манеру…
Дыма сначала послал его к чорту; но Падди пустил ему немного крови из
носу, — тогда он сам стал совать руками, куда попало…
Вершина курила папиросу за папиросою. Она не могла жить без табачного
дыма перед ее
носом.
Очень много в нём забавного: соберёт бороду, закроет ею рот и пустит в седую её гущу
дым табачный, и дымится она, а он
носом потягивает — доволен.
Старик замолчал, зажег трубку, — в неподвижном воздухе повисло белое облако сладкого
дыма. Вспыхивает огонь, освещая кривой темный
нос и коротко остриженные усы под ним.
День был серый; сплошь покрытое осенними тучами небо отразилось в воде реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски, пароход плыл по одноцветному фону реки огромным, ярким пятном, и черный
дым его дыхания тяжелой тучей стоял в воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал
носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
Гнусный — о, какой гнусный! — смех был ответом Патрику. Я перестал слушать. Я снова лег, прикрывшись рваной курткой, и стал курить табак, собранный из окурков в гавани. Он производил крепкое действие — в горле как будто поворачивалась пила. Я согревал свой озябший
нос, пуская
дым через ноздри.
Я случайно взглянул на Истомина: он сидел вытянув ноги и сложив их одну на другую; сигару свою он держал между двумя пальцами правой руки и медленно пускал тоненькую струйку синего табачного
дыма прямо в
нос тенористому дьякону.
Он несколько раз подряд торопливо и глубоко затягивается, пуская
дым из
носа двумя прямыми, сильными струями. Лицо его, особенно подбородок и губы, попеременно то озаряются красным блеском, то мгновенно тухнут, пропадают в темноте. Чья-то рука протягивается к его рту за цигаркой, и чей-то голос просит...
Прошло с четверть часа, и
нос лодки уткнулся в крутой и обрывистый берег. Остров был плоский, и укрыться от снега было негде; ямщики нарубили сухого тальнику, и белый
дым костра смешался с густой сеткой снега… Я посмотрел на часы: было уже довольно поздно, и скоро за снеговой тучей должно было сесть солнце…
Не обращая внимания на то, что холодные волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют ее, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной трубки, выпускал изо рта и
носа густые клубы
дыма и, неподвижно уставив глаза куда-то через мою голову и мертво молчавшую темноту степи, разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного движения к защите от резких ударов ветра.
— Благодарю, сэр… Сигары у вас, кажется, хорошие! — проговорил он, понюхав сигару, и тотчас же закурил ее, швырнув свой окурок. — Добрая сигара! Гаванская и высшего сорта! — прибавил он, потянув
носом дым. — Отчего «Нита» не выдержала? Да опять-таки по моей самонадеянности и жадности… Да… «Нита» была перегружена, а я жалел бросить за борт часть драгоценного груза… Все ждал до последней минуты… И когда мы побросали бочки с палубы, было поздно… Волны залили «Ниту», и она с моими долларами пошла ко дну…
Естеством и Божьим законом
носу питания не положено, такожде и
дымом питания не положено, а на полезную потребу отчего ж табак не употреблять — Божье создание, все едино, как и другие травы и злаки.
Создавалось ощущение, что я сам по себе какой-то очень хороший, что мы особенная порода, не то что эти мальчишки с сопливыми
носами и вздутыми, как шары, животами, в грязных холщовых рубашках, пахнущих
дымом.
Мы с товарищем Фомичевым ушли подальше в большую аллею, чтоб нас нельзя было увидеть из окон дома. Я вынул из кармана коробочку папирос, — сегодня купил: «Дюбек крепкий. Лимонные». Взяли по папироске, закурили, Фомичев привычно затягивался и пускал
дым через
нос. У меня кружилась голова, слегка тошнило, я то и дело сплевывал. Фомичев посмеивался...